21 июля 1998 г. Брайан Милтон успешно завершил свою рекордную попытку облететь вокруг Земли на одномоторном микролайте с открытой кабиной (мотодельтаплан Pegasus Quantum 912 – прим.ред.). Он стартовал с другом и пилотом Китом Рейнольдсом, а возвратился домой один. Это краткий отчет о последнем этапе его эпохального путешествия – перелете в одиночку через Атлантику при возвращении домой.

Предполагалось, что перелет через Атлантику будет проходить севернее Монреаля, на восток по реке Св.Лаврентия до Sept-Iles, затем на север к островам Schefferville и Boffin, к точке, откуда начнется прыжок к острову Гренландия, затем к Исландии и, - домой. Путешествие через Атлантику ставило вопросы не только о больших расстояниях над открытым водным пространством и над ледниковой шапкой Гренландии, но и свои особенные. Большие расстояния и сложные погодные условия были не единственными препятствиями. Как только я собрался стартовать, Danes задержал меня на пару дней, во время которых велись философские дебаты о том, можно ли отнести мой ЛА к классу микролайтов. В конце концов, когда настроение у меня было убийственным, мне было дано разрешение вылетать с островов Broughton в восточной Канаде по направлению к Sondrestrom в западной части Гренландии. Перелет до Гренландии составлял 650 км, что является очень большим расстоянием для СЛА. К тому же было холодно, и половина пути проходила над морем, заполненным льдами. Однако, я проделал этот путь в абсолютной ярости, так как был очень расстроен из-за того, что был задержан Danes-ом уже после 112 дней пути. Таким образом, я выполнил перелет буквально заряженным яростью. У меня действительно не было времени испугаться.

На пересечение ледниковой шапки Гренландии потребовалось три попытки. Я знал, что оказался бы в большом затруднении, столкнись я с господствующим ветром, и что если основание облаков будет низко, я не смогу пробиться сквозь облака без подъема более чем на десять тысяч футов. Но чего бы это ни стоило, я собирался рискнуть. Когда я стартовал первый раз, и уже пролетел изрядное расстояние, я принял решение вернуться обратно. И тут я понял, что не могу отличить облака от заснеженной поверхности. Временами я смотрел вперед и не мог понять, где кончались снежно-ледяные шапки и где начинались сплошные низкие белые облака. Во второй попытке я был заведен и обречен. Было тяжело понять, что я вообще делал, предлагая моей дорогой “птичке” преодолеть более 350 миль над ледяным и снежным бездорожьем. На 1500 м я был захвачен облаком со снегом и дождем - это было ужасно. Я знал, что заснеженные вершины поднимаются до 3 км, поэтому снова вернулся. Я был жалок и испытывал крайне неприятные чувства, возвращаясь назад, так как к этому моменту я очень истосковался по дому. Однако, я считаю, что у меня было настолько сужено поле зрения, что я не позволил бы себе отступить, и не мог даже представить себе, что меня что-нибудь остановит, кроме собственной ошибки. В конце концов, пересечение Гренландии и появление вдалеке берега было совершенно замечательно, уже хотя бы потому, что в течение 6 часов полета у меня перед глазами были лишь снег, лед и небо с инверсионными следами самолетов и причудливой формы облаками на нем, и ничего больше. Далекий берег океана и скалы были замечательным зрелищем.

Помню, что когда я покинул остров Broughton и оказался над морем, я говорил себе, что Эми Джонсон, Чарльз Линдберг и все другие, летавшие над морем на одномоторных самолетах, пролетели над ним, и что у меня лучше двигатель, так что все должно закончиться ХОРОШО. Это помогло развеять мои опасения. В перелете от Восточной Канады до Гренландии я настолько сконцентрировался на ярости, что часть полета до западной части Гренландии была совершенно простой. Я пришел в настроение, в котором любил летать в одиночку. Я дважды пролетел половину мира за такое же время, за какое я облетел его, когда я летал с коллегой, будь то Кит Рейнолдс, или Питер Петров. Я обнаружил, что намного лучше, быстрее и проще лететь одному, потому что мне не нужно было спорить с кем-либо! Пусть мне не всегда удавалось задуманное, но у меня не возникали споры с моим товарищем-пилотом, т.к. ни одного из них со мной не было.

Никто не пересекал Атлантику на СЛА с запада на восток. Единственный человек, который когда-либо пересек Северную Атлантику на СЛА - это Eppo Numan, великий голландский пилот. Он разговаривал со мной по телефону перед моим вылетом из Гренландии по самому длинному надводному участку перелета через Атлантику. Он убеждал меня не лететь в тот день. "Вам и так принадлежит мировой рекорд самого быстрого кругосветного перелета на одномоторном аппарате с открытой кабиной", - говорил он. Рекордное время составляло тогда 175 дней, и мне было приятно слышать это, так как он заботился обо мне и пытался отговорить меня от полета. Я выслушал все, что он мне сказал, но был так глубоко погружен в свое обязательство лететь, что я только сказал ему большое спасибо, положил трубку и… полетел. Я уже делал попытку накануне и даже удалился в море на шестьдесят миль, когда скорость снизилась до сорока одного узла, и я понял, что двигаюсь слишком медленно, что вовсе не входило в мои планы. В этот момент я считал, что расход топлива у меня четырнадцать литров в час, однако, когда я возвратился назад, затратив на это 1 час 45 минут, я обнаружил, что расходовал всего по 11 л/час, и понял, что у меня был 3-часовой запас топлива. Я был очень сердит на себя из-за этого, и решил на следующий день настроиться на полет намного серьезнее.

Полет от Гренландии до Исландии был наиболее опасен - 830 км над открытым морем. Пересекая Берингово море в похожих условиях, я попал в обледенение. Хотя ветер выглядел не совсем определенным, я решил продолжать полет, и к моей радости в течении трех часов я летел с попутным ветром. Я делал по 100 км/час, которые вынесли меня прямо в Атлантику, больше чем на 200 миль в открытое море, к точке, из которой вернуться назад я не мог и где я попал в теплый фронт. Десятью минутами позже я снизился до 150 м, оказавшись над кипящим морем и волнами, размерами с дом. На 150 м висели облака и проливной дождь, который хлестал мой СЛА и заливал меня каскадами воды, почти ослепив меня. Ветер усилился настолько, что в один момент скорость упала до 17 км/час, вы смогли бы бежать быстрее, чем летел мой трайк! Мой GPS говорил, что мое расчетное время, чтобы добраться до Рейкьявика составляет 18 часов, и я знал, что у меня оставалось топлива только на 8 часов. Но достаточно странно: вы не думаете об опасности в такие моменты, а только концентрируетесь на происходящем событии в данную минуту. Я пел песню “Летнее время” много раз, подобно причудливой мантре, чтобы сохранить самообладание, и песенку со словами: “Это прекрасный день, чтобы вернуться домой”. Я должен был оставаться сосредоточенным на борьбе за собственное выживание, не смотря ни на что. В длительном полете над водой вы ставите на карту свою жизнь, принимаете вызов и вступаете в игру, и вы не можете выйти из этой игры, пока не выиграете или не проиграете. И я знал об этом, и понимал это в предыдущем перелете к Австралии; но временами мы совершаем поступки, которые мы бы никогда не совершили, будь у нас возможность спокойно поразмышлять. Чарльз Линдберг говорил то же самое о своем перелете через Атлантику, и я знаю, что Росс Смит, первый, кто долетел до Австралии, в первый же день сказал: "Я просто дурак, что ввязался в этот полет". Но если вы уже во что-то ввязались, как в моем случае, то паники нет, и замечаете свой страх лишь позднее. Все мои кошмары прошли передо мной до отлета, и, таким образом, к моменту, когда я оказался, собственно, в полете, у меня не было никаких лишних мыслей вообще, так как я смирился с тем, что или я выполню задуманное, или погибну. Я бы сказал, что чувствую себя гораздо уютнее рядом со смертью, чем большинство людей, потому что я отдавал себе отчет в этом так долго, потому что пережил приключения и оказался ближе к другому краю, чем, вероятно, многие другие. На протяжении трех часов при перелете через Атлантику я находился по другую сторону страха и ближе всего мое состояние было к тому, о чем я читал в рассказе Эрнста Хемингуэя “Короткая и счастливая жизнь Фрэнсиса Макомбера”. Это было моя короткая и счастливая жизнь. Бывают моменты за пределами страха, где жизнь такая наполненная, что это сложно передать другим людям. Это - то, что я чувствовал.

Хотя кругосветный полет и не изменил меня основательно, но подтвердил многие мои собственные мысли. Теперь я прочно утвердился во многом из того, о чем раньше лишь догадывался. Я считал, что стремление к подобным полетам пройдет теперь, после его завершения, но этого не случилось. У меня все еще остается тяга к приключениям, и я не могу сказать, что она убавляется, - не знаю, пройдет ли это когда-нибудь. У меня были разные приключения и, однажды, когда мне будет лет за сто, я уже не смогу путешествовать, но по мне - намного лучше идти, чем прятать рыхлое тело в кровати от малейшего сквозняка.

К сожалению, я лишился друга, Кита Рейнолдса. Но я принес известность своей стране. Мне принадлежит рекорд первого кругосветного полета на микролайте. Французская, Американская и Немецкая ассоциации СЛА намного больше, чем наша, Английская, поэтому прекрасно обладать этим рекордом. Я определенно почувствовал, что СЛА-шный британский люд теперь сможет ощущать себя немного выше. Это просто здорово - облететь вокруг Земли быстрее всех на одномоторном микролайте с открытой кабиной, хотя я предполагаю, что множество людей собирается теперь попытаться сделать это, когда они узнали, что рекорды – вокруг. Словом, по этой части я хорошо себя чувствую, и еще, - я чувствую себя прекрасно, когда разговариваю со своими детьми, ведь я их не подвел! Люди употребляют слово “героическое”, но я не чувствуют ничего героического. Я думаю, что способность к такому полету есть в каждом из нас, и если человек, которому 55 лет и он не особенно крепкий, может продержаться в течение 120 дней вдали от дома, то многие другие могут сделать это. Это, по существу, исходит из характера, и я думаю, что такой характер находится в каждом, если он достаточно верит в себя. Я надеюсь, что люди будут вдохновлены полетом и думать: “Если он смог сделать это, я тоже смогу”, и пойдут, и попытаются, какой бы ни была их мечта.

В конце своей книги о полете, я обращаюсь к Jabberwock. Jabberwock - то, что ведет Вас, это черт внутри Вас, который управляет Вами, делает Вас не совсем удовлетворенным, а беспокойным. В каждом из нас есть это желание - узнать, что за следующим холмом; сомнение - могу ли я сделать это или то? Это - вечный беспокойный дух, который есть в нас. Во мне он есть, я все еще хочу находить другие пути удовлетворения его. Я хотел бы возвратиться к тому моменту, когда в течении двух или трех часов я находился вне страха, потому что быть там - совершенно возвышенно.

Я получаю удовольствие, обедая в замечательном английском пабе, поглощая креветки, чипсы и немного пива, и вновь слушая свой родной язык, на котором разговаривают местные жители, со всеми его акцентами. В течении полета к Лондону я радовался, что остался живым и был счастлив, что вновь увижу своих друзей и семью. Меня спрашивали, была ли эта часть путешествия скучной; мой ответ - НЕТ. Шотландия и Англия абсолютно прекрасны, особенно, когда вы видите их так, как вижу я. Я возвращался домой, и был восхищен этим. После 405 часов в воздухе и 42 840 км пути, я завершил величайшее приключение, доступное для мужчины. Я был жив и чувствовал себя фантастически.